Читать интересную книгу Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное] - Виктор Суворов

Процесс нелегального подкармливания (и подпаивания) арестантов в определенных кругах именуется термином «греть зону». Настя греет не зону, а всего одну камеру, в которой заточён Севастьян и трое других обитателей. Но как передать Севастьяну? Тут нет проблем. Севастьян — преподаватель. Севастьян учит бойцов личной сталинской тайной армии умению вскрывать сейфы. Для того создана учебная точка с десятками самых разных сейфов. Настя на этой точке мастерство оттачивает, повышает квалификацию. В сейфе, который ни размером, ни цветом из всех остальных не выделяется, оставляет огурчики, помидорчики, круги колбасы копченой, грелки со спиртом или другими бодрящими жидкостями. Приходит Севастьян урок проводить, задает очередному балбесу задачу, и пока тот, матерясь и ногти кусая, с неподдающимся замком возится, учитель у другого сейфа, дверкой прикрывшись, глотнет пару раз затяжными глотками коньяка кремлевского стандарта, зажует ломтиком лимона и урок продолжает, над очередным недотепой посмеиваясь.

Выращивают умные люди в Грузии, в долине реки Алазани кусты с чудотворными листьями: пожуешь, и на любого вертухая после пьянки дыши, разоблачения не опасаясь. Подсказал Севастьян, где, у кого таких листьев добыть, добыла Настя, в сейф уложила с запасом на многие месяцы — пей, да дело разумей.

Не только сам Севастьян тайно подкармливается, но и соседей не забывает — каталу, то бишь шулера, липача да щипача. У них учебные точки рядом. Так что и им перепадает.

Сегодня загрузила Настя сейф, заперла, тут и Севастьян с учеником. Прошел мимо, вроде как и не знакомы они. Потом вдруг обернулся:

— Штой ты, девонька, нынче смурная?

Вздохнула Настя тяжело, не ответив.

Севастьян новому ученику коротко: брысь! Мол, у меня есть дела куда более важные, чем бездарей обучать.

Прикинула Настя: можно ли Севастьяну тайну свою доверить? Можно, конечно, не доверять. Можно действовать по своему разумению. И наломать дров. И тогда подомнет страну Ежов Николай Иванович со товарищи. И что будет толку от сохраненного секрета? Если же рассказать, то, может быть, он и подскажет что-нибудь дельное. А вынести секрет из этих стен Севастьяну не выгорит. Ему отсюда никогда не вырваться. Да и незачем ему такие секреты никому выбалтывать. Потому решила: доверить можно.

— Севастьян Иванович, тех, у кого холодные головы и чистые ручки, вы, насколько понимаю, любите, но не очень.

Хрустнул Севастьян огурцом, подтвердил:

— Люблю, но не очень.

— Поможете клубочек раскатать?

— Почему бы и не помочь.

Развернула Настя схему спецучастка Куйбышевского управления НКВД:

— Дело вот какое. В этом месте ребята, у которых холодные головы и горячие сердца, что-то замыслили. Я уверена — заговор. Я еду к ним. Вход мне обеспечен. Выйти оттуда невозможно, если не выпустят. Но не это главное. Как узнать, что они там решили, что делать собираются? Вот в чем вопрос.

Севастьян внимательно рассмотрел схему:

— Ищи барбут.

— Барбут? Ах, ну да, правильно, барбут искать надо. Сама-то я и не догадалась. А что это такое — барбут?

— Барбут — это катран.

— Катран… Катран — это такая акула тихоокеанская.

— Катран — это тайный притон. Заговор начинается в обстановке домашней, доверительной. Где это? Не в кабинете же служебном. Не на квартире. Потому как квартиры чекистов прослушиваются, они это знают. Где тогда? Где-то в уютном домике. Если дело крупное замыслили, то должны тайно собираться. И не однажды. Если надо поговорить со своими людьми о чем-то недозволенном, где они это делают? Короткий разговор — это в лесу. Леса на спецучастке в достатке. Ну а если разговор с пьянкой на всю ночь, тогда где? А ведь заговор просто так в лесу не рождается, и в лесу не зреет. Заговор начинается с доверия участников друг к другу. В притоне они собираются. На катране.

— Катран на спецучастке?

— А где же еще? Только там.

— Не может там быть у них тайного притона. Там у них на спецучастке дом отдыха. Там у них жены и дети. Там у них и руководители области часто отдыхают. Как они на всю ночь могут идти веселиться? Жены не отпустят.

— Место такое должно быть, чтобы жены начальственные не проведали про их сходки, про их тайные встречи и разговоры. Чтоб и охрана не знала. Чтобы отмазку придумать было легко, сказать женам: всю ночь допросы ведем, а сами в катран! А днем отсыпаются, вроде после ночных допросов. На допросе, мол, и водочки выпили, потому как нагрузка большая.

— Домики там все летние, начнут веселиться — вся округа услышит…

— Сам вижу, что вроде катран негде учредить. Но ты все же слушай, что тебе говорю. И катран найди!

2

Холованов пошептался о чем-то с Ширмановым, отпустил его, выждал десять минут и вернулся в темный подъезд, в котором двое серых держали Стентона.

— Ты меня крупно подвел. Я же говорил: не отдавай изделие никому. Лично за ним приеду.

Стентон опустив глаза, молча согласился.

— Что с тобой делать? Убивать я тебя не буду. Иди. Да по темным улицам не шляйся. Держись, где светлее. Держись там, где народу много. Где полиция. Где тебя никто пальцем не тронет.

И слегка толкнул: чего стоишь? Беги, если отпускают. Стентон недоверчиво оглянулся, робко шагнул, сначала неуверенно, затем все быстрее побежал. Перед ним — пустой широкий проспект. Улицы Вашингтона поздними вечерами совершенно пусты. Это вам не Нью-Йорк, который никогда не спит. Проспект освещен, но от этого не легче — пустота пугает. Лучше скрыться во мраке. Нырнул Стентон в первый переулок. Но из темноты кто-то его встретил протяжным волчьим воем.

Рванул он обратно на проспект, пробежал квартал, попытку повторил. Но и на этот раз из темноты его встретил предупреждающий вой: сюда не лезь. Больше он свернуть не пытался: по проспекту — вперед, вперед, вперед.

И вот огромная привокзальная площадь и грандиозный вокзал. Это спасение. Исполинский зал залит светом. Запоздавших пассажиров совсем немного. Зато полиции хватает. Стражи порядка бдят. Каждый ремнем опоясан, а на каждом ремне — целый арсенал: кобура с револьвером, наручники стальные, дубина резиновая, еще что-то. Кто тут посмеет тронуть гражданина США? Улыбается Стентон мордастым блюстителям, радостно сощурится на ослепительный свет, пытаясь унять одышку. Ему лучше уехать. Срочно. Хотя бы на время. Уехать туда, где никто его не найдет. Где кассовый зал? Вон в том конце. Все окошечки длинного ряда закрыты. Только у одного совсем небольшая очередь. Стентон пристроился крайним. И тут же за его спиной возникла рожа Ширманова: непривычная шляпа на затылке, костюм не по размеру. В руках зонтик. Ширманов покрутил зонтик в руках, направил на шею Стентона и нажал кнопочку. Стентон, встрепенувшись, ударил ладонью по шее, стараясь убить осу или пчелу, укусившую так больно. В гневе развернулся к тому, кто за его спиной: не ты ли кольнул? Стоящий позади гражданин с уголовной рожей в полном недоумении развел руками: что-то не так? Может, чем услужить? И блеснул золотым оскалом: все путем, мужик!

За гражданином с зонтиком в очередь встали другие люди, а он, как бы передумав, из очереди вышел и не спеша удалился, растворившись во мраке.

Стентон протянул деньги в окошечко кассы, вдруг дернулся в дикой судороге и осел, хватаясь рукой за выступ, царапая стену ногтями.

3

Стучат колеса на стыках, летят мимо речки, мосты, пригорки и рощицы, несет «Главспецремстрой–12» единственного пассажира туда, откуда вернуться будет совсем не просто. Заглянул Сей Сеич: может, чайку? Но нет, ей сейчас не до чая. Кто знает, может быть несет ее поезд в последний путь.

Сдвинул Сей Сеич широкую зеркальную стенку. Обычно тут гардероб Холованова на все случаи шпионской жизни. На этот раз коллекция совсем иная: платья, туфли, шляпки, манто с чернобурыми лисами. Но и это ей не нужно. Незачем наряжаться. Обычной гимнастерки спецкурьера ей вполне достаточно. Не наряды ее беспокоят. Не дает покоя вопрос, где же на спецучастке гнездо осиное? Все схемы просмотрела, но нет там уютного домика, в котором могли бы собираться заговорщики для обсуждения своих планов так, чтобы на это не обратили внимания жены, охранники, обслуга. Нет его. Есть своя железнодорожная станция, есть загон, есть захоронения под молоденькими елочками, есть захоронения под пятилетними елочками, есть и под десятилетними, есть дом отдыха. А места, где могли бы пировать всю ночь, блудить и болтать о чем угодно, нет. Нет и все.

4

Впереди — Волга. Впереди — мост железнодорожный: одним концом упирается в берег, другим — в горизонт. Тринадцать пролетов. Раньше назывался мост Александровским. Теперь — просто мост. Мало кто помнит его прежнее имя. Мало кто помнит, что начали строить Александровский мост в 1876 году, а через четыре года пошли по нему поезда. Тогда это был самый длинный мост в Европе, символ русского капитализма, неудержимо прущего заре навстречу. Мост и сейчас впечатляет. Страшен мостище. Страшна серая Волга. Вокруг — степь. Уже холодно.